«Светофоры, дайте визу! Едет «Скорая» на вызов!» - пел в свое время Розенбаум. Собственно, так обычно, и бывает. Мчится бригада «03» куда-то, где человеку плохо… Или хорошо… Или очень хорошо… Или скучно – поговорить не с кем. Набирает он тогда заветные цифры номера и слышит: «Скорая помощь, ждите ответа»…

Будучи еще студентом, на практике довелось мне покататься на красно-белых машинках. Истории, которые я буду вспоминать, происходили не только со мной, но и с моими друзьями. И с докторами, что на «Скорой» трудятся. Для гладкости повествования, буду рассказывать их от первого лица. Так что, если кто себя узнает, не обижайтесь и в плагиате не обвиняйте. Еще хочу добавить, что некоторые вещи тут преувеличены, некоторые – гипертрофированы, а некоторые – кастрированы.

«Передоза…»

- Сорок вторая, на выезд. Удальцова два. Передозировка. – так, кажется, прокаркал матюгальник на стене, срывая нас с насиженных кресел.

Для тех, кто не знает или телевизор не смотрит: «передоза» - это когда мальчики-наркоманчики хотят словить много кайфа сразу и ширяют себе в вену невесть что в слоновьих дозах. И от кайфа этого забывают, как дышать надо. Некоторые, потом, вспоминают,  конечно… Но не все. В основном – насовсем забывают. И лежат, потом, такие синенькие, страшненькие и холодненькие, как плохо побритые курочки на прилавках магазинов в СССР.

Словом, схватили мы свои пожитки, запихнулись в «Газельку» и полетели на вызов. Как положено полетели: с криком, матом, мигалкой и сиреной. Ну, конечно, где можно – по встречке. Потому что опоздаем, и придется с трупом возиться. А это мороки… Словом, проще приехать и спасти эту никому ненужную жизнь, чем потом тело списывать.

Прилетаем на адрес. Опаньки! Картина маслом!

Тихий теплый вечер. Подъезд. Перед подъездом лавочка, облепленная тополиным пухом и бабушками в платочках. Бабушки сидят чинно в ряд и клюют семечки. Голуби трутся под ногами бабушек и клюют шелуху, что бабушки сплевывают. Идиллия!

Завидя нас, бабушки оживают – развлекуха подкатила. Лучше, чем в телевизоре. Это они в «03» позвонили, проявив сердоболие и здоровое любопытство. Ну, в самом-то деле, «Скорой» же больше делать нечего, кроме как водку на дежурстве трескать и спать под мелодичный вой сирен. Пусть поработают. Пусть этого Васю-наркомана, который всему дому уже три года житья не дает, на носилочки положат и в больничку отвезут – лечиться. А Вася, пока ехать будет, пусть машину заблюет по самую крышу. И до одного места Васе и бабушкам, что потом в этой машине, какого-нибудь достойного человека везти придется. Ему плохо – его мутит. И им плохо – их от вида Васи с души воротит.

Да и не интересно это бабулькам. Им интересно посмотреть, как Васю сластают и внутрь машины задвинут. А потом, как эта машина с ревом улетит, распугивая котов и алкашей. Потому что надо быстро! Отсюда увозить надо еще быстрее, чем сюда ехать! Потому что помрет Вася в машине… Это ж писанины еще больше будет, чем если бригада просто подъехать не успеет!

Словом, работаем быстро! Берем Васю… Ну и где, мать вашу, старушки, эта самая передоза, которая вот-вот преставиться должна?!

А вот, она, милки! И бабушки слаженно показывают пальчиком куда-то в палисадник. И смотрят, что же дальше-то будет. Самые прошаренные старушки глядят на номер бригады, что на борту «Газельки» написан. Это, значит, если что, чтоб жалобу потом накатать: мол, врачи-убийцы не хотят спасать невинные души.

Смотрим мы в направлении, что указующие персты нам обозначили, и видим Васю. И понимаем, что Васе хорошо. Так хорошо, что даже нам завидно.

Стоит себе Вася – тот, который по всем правилам приличия сейчас от передозы возноситься уже должен – возле палисадника. Да как стоит! Ни один гимнаст-чемпион так не встанет! В положении «полуприсев» Вася стоит. И, при этом, умудряется раскачиваться с пятки на носок и обратно. Хорошо Васе! Вася в нирване или еще подальше! А еще Вася держит в руке, манерно отставив пальчик, самокруточку с чем-то очень пахучим. Таким пахучим, что даже нас на «хи-хи» уже тянет.

В общем, картина ясная: Вася чем-то ширнулся и в палисадничке отъехал в мир грез. Бабушки у подъезда опытные – в милицию (да, давно дело было) не позвонили. Потому что знали: Вася в околотке личность известная, и никто к нему оттуда на помощь не придет – нафиг он там никому не уперся. Но тело-то лежит, пускает розовые слюни и видит такие же розовые сны. И вообще – траву в палисадничке мнет. Неэстетично! Вывод? Правильно: звоним в «03». Там люди сердобольные, всех муд… э-э-э… хворых подбирают.

Ну, пока мы ехали, Вася из мира грез вернулся и на ножки еще неокрепшие встал. Но не совсем. Остановился в этой странной акробатической позе. И сигаретку ароматную закурил.

Доктор у меня мужик был опытный и ситуацию оценил сразу. Васю надо забирать – без вариантов. Иначе старушки, особливо та – в синем платочке, что номер бригады разглядывала, накатают жалобу. И не потому что Вася достал, а потому, что на «Скорой» одни сволочи работают (об этом – потом).

В общем, забираем Васю.

Но Вася, как это ни прискорбно, забираться вовсе не хочет. Он знает эти красно-белые машины. И фиг он туда добровольно полезет. Положат, привяжут, капельничку поставят и весь кайф обломают. Нафиг-нафиг! Словом: хрен вам, доктора, а не Вася-в-машине!

Вася, на секунду вынырнув из конопляного угара, огляделся и резко стартовал. Не меняя позы. То есть – как был:  в положении полуприсев, с манерно откляченной рукой, из которой сигарету так и не бросил. 

И так же побежал. Не меняя позы и не выпуская сигареты.

И главное, сволочь, так он шустро побежал, что мы за ним угнаться не могли! Ноги Васи описывали круги, похлеще, чем лопасти подвесного мотора на лодке. Так вот задрюченный муж в майке-алкоголичке с остервененьем крутит ручку мясорубки. Такое я только в мультфильмах про Бегуна и Койота видел.

Вася ловко увернулся от  многоопытного доктора, совсем зеленого меня и практичного шофера с монтировкой. После чего Вася, срывая подошвы по асфальту, под веселое улюлюканье собравшейся поглазеть толпы, все так же не меняя позы, понесся в сторону пустыря.

Это-то его и сгубило, в итоге. Будь Вася пособразительней, он бы побежал куда-нибудь в подворотню, где мы его и ловить бы не стали. И отписались бы: нет на месте умирающей «передозы». Нет, и все тут! А вот хрен его знает, где она! Под кусты, наверное, уползла…

Но Вася побежал в сторону пустыря. А на пустыре, как вы сами догадываетесь, могут попадаться отдельно стоящие препятствия типа «дерево большое и твердое». Словом, Вася встретился с могучим тополем (или вязом – я не сильно разбирался). От души так встретился. Со смачным шлепком и грохотом. Даже бабушки на лавочки ойкнули, когда Вася от дерева отвалился.

Посмотрели мы на Васю, оценили синяк на лбу и качество рауш-наркоза, а потом загрузили дряблое тельце в машину. И с мигалкой и серенной повезли в скорбный дом, послав, предварительно, всех старушек… Нет, не так… Послав всем старушкам прощальный воздушный поцелуй.

Развлекайтесь, старые перечницы, пока можете. Мы ведь и к вам, как-нибудь, приедем…

Следует отметить, что и после столкновения с тем дикорастущем поленом Вася самокрутку из рук не выпустил – держал насмерть. Не вырвать…

«Сбежавшая кома…»

Кома, кто не в курсе, - это такое состояние организма, когда  сам организм уже ничего не хочет. И не может, соответственно. Как говорил один из моих учителей в институте – психиатр, между прочим, - «он лежит и еле дышит, ручкой-ножкой не колышет». В общем, кома, это когда организм собирается отойти в мир иной, но оставляет себе немножко времени, чтобы еще тут побыть. Сознания, естественно, в организме – ноль целых, хрен десятых, да и некоторые функции (дыхание, например) он – организм – самостоятельно выполнять уже не может. Плохо, словом, организму. Совсем плохо.

Есть еще такое понятие – «кома неясного генеза». Это значит, что организм в коме, а вот причина этой комы… Пойди-ка угадай…

В милиции (тогда еще) служат люди опытные. Патрульные за свою жизнь видят столько ком и неком, истинно сумасшедших и ловко придуривающихся, что очень быстро учатся отличать одних от других. Зачастую, это у них получается получше, чем у врачей.

А теперь представьте…

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.

Нет, не так…

Лето. Теплынь. Вечер. Пятница. Трудовой народ празднует наступивший холидей. Это у них там – викэнд. А у нас тут – выходные. Работяги берут поллитру, сухое и пару пива. Это – в одно рыло. И плавленый сырок «Дружба» - закусь на всех. И отмечают всероссийский праздник «конец рабочей недели». Или, как теперь модно говорить, «пятницо».

Отмечают культурно – соображают на троих где-нибудь возле лесочка. Ну, наверное, там воздух чище и к природе ближе. Опять же – кустики там, цветочки. Хорошо быть кошкою, хорошо собакою: где хочу  - пописаю, где хочу – покакаю! Природа, одним словом.

И, опять-таки, лето, теплынь. Тут и поспать можно, если земля манит, а ноги уже не идут.

Словом, засыпают, родимые. Но не все, а только самые уставшие или слабосильные. Засыпают, радостно пуская слюни, сопли и мочу. А те, кто предварительно плотно покушал, пускают еще блевотину, газы и стул разной степени оформленности.

А еще, вечером в пятницу (уже ближе к ночи), разные некоторые граждане любят выгуливать собачек. Выгуливать, конечно, лучше в лесочке. Там, где народ только что культурно отдохнул и бросил павших в неравной борьбе с зеленым змием.

Собачники, как правило, люди сердобольные, и стремятся помочь бездыханному телу, думая, что тому плохо. Ни разу не угадали! Хорошо ему! Хорошо! Оставьте его в покое, оно проспится и поползет домой. Или – к ларьку. Тут уж как фишка ляжет…

Но нет! Зуд собачника требует крови! Увидев тело, лежащее под кустом в позе морской звезды, собачник хочет помочь ему. Но вот возиться с обосранным телом не хочет. И, кстати, вдруг он уже мертвый совсем?! Поэтому, что собачник делает? Правильно, звонят в «02» и довольным голосом сообщают, что обнаружили труп.

Не буду вдаваться в подробности, как там и что происходит дальше. Остановлюсь на главном. Приезжает наряд из ближайшей ментовки и видит до боли в печени знакомого ханыгу. И опытные патрульные, понимая, что совсем не мертвое, а упитое в лоскуты, тело надо куда-то сплавить, вызывает «03». И говорят диспетчеру сакраментальную фразу «кома неясного генеза».

И опять, как в прошлый раз, матюгальник каркает, бригад срывается и летит. Потому что… Вдруг, на этот раз, по делу вызвали. Хотя, вряд ли… Пятница, то-сё… А вдруг… Крик-мат-мигалка…

Прилетаем… Довольный патруль стоит на почтительном расстоянии от «комы» и машет нам руками – забирайте! И порывается скрыться с места происшествия на своем «Бобике», пока «кома» не очнулась.

Но на «Скрой» ребята тоже не лыком шиты. Доктор мой машет ребятам обратно – подождите, господа. Давайте-ка бумажки оформим. Чтоб все чин-чинарем: опись, прОтокол, отпечатки пальцев.

Деваться некуда. Ребята грустно вылезают из «Бобика». Оформляем, значит.

Доктор мой делает строгое лицо и, следуя клятве (не, не Гиппократа, тому и в страшном сне это не привиделось бы), идет осматривать тело. В «03» люди привычные ко всему, поэтому доктор мой даже не морщится.

Осмотрел. Вывод: тело обосранное, пьяное вдугарину. Не в коме…

Как не в коме?! Патруль возмущается. В коме! Еще в какой коме! Комее не бывает! Забирайте!

Доктор мой делает теперь уже умное лицо и произносит одно слово: «кордиамин». Патрульные моментально мрачнеют, понимая, что за этим последует. Они, как-никак, тоже ребята опытные. Не в первый раз… И сбежали бы они, но уже никак. Раньше надо было ноги делать. Теперь – все. Ждите, чем эксперимент закончится.

 «Это не для развлеченья!

Эффективней нет леченья,

Чем ее послойное введение!

После десяти кубов,

Если ты не стал здоров,

Значит, это – недоразумение!»

Розембаум так поет только про магнезию. Но суть ухвачена верно: в укладке «03» есть много волшебных примочек и притираний, которые надо верно использовать, если хочешь добиться нужного результата.

Ох, не зря на врача в институте шесть лет учат. Ох, не зря!

Кордиамин, если его правильно употребить, много пользы принести может. А уж алкаша из алкогольного дурмана поднять – это как два пальца.

Берется два куба кордиамина, набирается в шприц. Думаете – колется пьянице  мягкое место? Не, не угадали! Я же говорю – правильно употребить. А в попу – неправильно.

Итак, берется кордиамин. И в нос алкашу. Не, не колется – мы ж не садисты какие! Аккуратненько впрыскивается из шприца по кубу этого зелья в каждую носопырку.

Минуты через полторы-две любая алкогольная кома вскакивает как ошпаренная и бежит, чихая так, что только легкие наружу не вылетают. В лес бежит. В тот самый, возле которого тело культурно отдыхало. Бежит, сшибая ветки и матерясь между чихами. Бежит шустро – не догнать.

После этого доктор произносит коронную фразу: «Вон ваша кома побежала, ловите скорее». И с гордым видом брига отбывает.

А что тут еще сделать: убежала кома, нет ее на месте. Ложный вызов…

Кстати, о правильном применении.

Есть такой тип девушек – истероидный. Формируется он, не всегда конечно, в силу национальных особенностей воспитания. То есть, чуть что – девочка падает в обморок и лежит в нем долго и нудно. А вокруг бегают родственники и причитают. И от этого девочка уходит в обморок еще глубже. Уходит… И возвращаться не хочет, как ее ни уговаривают родители, братья, сестры, тети, дяди, бабушки и дедушки. И чем больше рядом родственников, тем глубже и талантливее обморок.

Прилетает бригада. Оценивает ситуацию. Оценивает родственников. Оценивает девушку…

Профессионалу отличить обморок от симуляции – раз плюнуть. Достаточно веки девушке приподнять и заглянуть в карие очи. «Плавают» зрачки… «Плавают». А девочка, соответственно, истерит. Отличили…

Отличить – это полдела. А вот доказать родственникам… Это, скажу вам, потруднее будет, чем Карибский кризис мирным путем разрешить. Тут нужна высокая, если не сказать – высочайшая, дипломатия. Или – опыт.

Ну, в самом деле – не бить же ее по щекам. Не поймут родственники. Ой, не поймут! Да и девушка, если талантливая конечно, на пощечины не отреагирует.

В стародавние времена, когда юные леди еще не были испорчены сексуальной революцией, когда понятие «девичья честь» воспринималась всерьез, и оголить коленки на публике считалось делом постыдным, доктора вопрос решали просто. Он черноволосой красавице юбку на пупок задирал, являя миру и родственникам кружевное белье обморочной принцессы. Как бы глубоко до этого девочка в обмороке ни лежала, юбку на место она возвращала сразу.

Но это – тогда.  Сейчас – не канает.  Сейчас на это реагируют только те девушки, что в заповедниках выросли. Вывод: за такое самоуправство доктор и по рогам схлопотать может. А не хочется! Тем не менее, с обмороком надо что-то делать.

Напоминаю: в укладке много примочек и притираний. Кордиамин оставим – он для совсем конченных алкашей. В арсенале есть другое средство. Лазикс оно называется. Для непосвященных – шикарное мочегонное.

Ну, вы уже, наверное, догадались?

Колется сорок миллиграммов этого волшебного средства девочке в вену. После чего доктор, игнорируя квохтания и стенания родственников, садится на стул и ждет, что будет.

Это «будет» наступает минут через пятнадцать – двадцать.  Девушка начинает беспокойно ерзать. Но из обморока не выходит. А нам не к спеху, мы подождем. Тем более, что глядя на это шевеление, и родственники завороженно затихают.

Самые терпеливые девушки выдерживают полчаса. Не больше. Потом, когда мочевой пузырь уже начинает давить на глаза, те сами собой открываются и выпучиваются на лоб. Хозяйка глаз вскакивает и, взмахнув черной как смоль гривкой, опрометью бежит в клозет. Родственники, неосмотрительно вставшие у нее на пути, разлетаются в стороны как кегли.

А доктор, довольно потирая руки, отбывает восвояси.

Еще одна спасенная жизнь в копилке…

«Русская рулетка…»

Как-то приехали мы на вызов.

Вечер. Ноябрь. Москва… Погода соответствующая: хмарь, слякоть, снег с дождем. Мерзко, одним словом.

Приехали и видим: стоит милицейский (да-да, это все еще из тех времен) «Бобик». И фары его высвечивают овальное пятно перед подъездом. И по этому пятну, не вылезая за его границы, строго против часовой стрелки ползает тело.

А рядом с пятном стоит патруль и на этого ползуна глядит. Вот такая вот мизансцена.

Шофер наш был мужик неглупый. Да и водитель был неплохой. Словом, поставил он «Газельку» под прямым углом к «Бобику» и фарами подсветил овал. Причем, попал светом очень точно – границы пятна почти не разошлись.

Тело в пятне икнуло, порадовавшись дополнительному освещению, и принялось ползать с удвоенной силой. Не иначе, вообразило себя в цирке на манеже.

Ну, флаг ему в руки, как говориться. А нам-то что делать?

Доктор мой переглядывается с патрульным. Оба они профессионалы и прекрасно понимают, что забирать, как ни крути, придется. Не им, так нам. Не нам, так им. Вопрос ребром – кому? И как решить этот вопрос, идей, пока, нет.

Ну, в самом деле, не жребий же тянуть! О, а это, между прочим, мысль! Пусть тело само решит, кто его заберет!

Идея настолько захватила профи, что тут же родились правила игры. Моментально! Значит так! Берем тело, объясняем ему ситуацию и направляем точно между машин. Куда поползет, та бригада его и увозит.

Для чистоты эксперимента водители отключили люстры-мигалки, оставив только фары.

Патрульный, чувствуя, что находится в выигрышном положении, объяснил условия игры телу. 

- Значит так, мужик! – радостно начал он, понимая, что ни один алкаш добровольно в ментовку не поедет. – Вот там стоят две машины. Какая-то из них тебя заберет обязательно. Вот, к какой ты поползешь, та и заберет.

Соблюдая чистоту эксперимента, агукающее тело направили точно между машинами – благо, их расположение позволяло. После чего патрульный сказал «ползи» и подтолкнул тело ногой для скорости.

Тело подняло голову и оценило обстановку. Слева «Газелька», возле которой  стоит с недобрым взглядом бригада «03». Справа – «Бобик», возле которого с не менее злым настроением собрался наряд милиции. И все ждут решения.

Тело посмотрело налево, потом направо… Задумалось… Опять посмотрело… Решилось… И, на разъезжающихся руках, шустро поползло к «Бобику».

Сказать, что патруль был удивлен, это все равно, что промолчать. Патруль был в абсолютном ауте! А тело, с полным осознанием правильности своего поступка, продолжило путь к «Бобику».

- Эй, мужик, погоди! – нарушил условия игры патрульный. – Ты куда пополз?! «Скорая» там!

- Не! – очень серьезно ответило тело, не останавливаясь по пути. – Туда я не пойду. У них есть большие синие баллоны.

Тут надо пояснить. Синие баллоны – это кислородные. Небольшие, двухлитровые, они используются для питания разных хитрых приспособлений типа дыхательного аппарата. Баллон длиной сантиметров пятьдесят и весит килограмма три. А еще у него есть штуцер, по размеру прекрасно умещающийся в кулак среднестатистического сотрудника «03».

Словом, баллон со штуцером – прекрасное приспособление для утихомиривания особо буйных и надоедливых клиентов. Увесистая и ухватистая конструкция. Очень удобная…

Наверное, мужик уже на «Скорой» с такими баллонами катался…

«Кто к нам с мечом…»

Есть такое правило на «Скорой»: из общественных мест обязаны забирать, что бы в том месте не валялось. Бомж – не бомж, алкаш – не алкаш… Забираем и везем. Общественное место – это, например, автобусная остановка. Спит на лавочке тело, а пассажирам рядом с ним стоять вонюче. Вот и вызывают «03», потому что «02» все равно не приедет.

И обязаны бедные бригады «03» грузить этих граждан в чистенькие машинки и везти в уютненькие больнички. То, что машина потом часов на много на санобработку встанет – это сердобольным гражданам до одного места. Главное – сейчас не пахнет. А что бригада из графика выпадет – да пофиг.

Бомжи, надо сказать, относятся к «03» с пиететом. Ну, в самом деле: отвезут в тепленькое, там отмоют, накормят, обогреют. Не жизнь, а санаторий ЦК партии: и харч и жилье.

Словом, любят бомжи «Скорую». Но попадаются и такие, с которыми только крепкие профессионалы справиться могут.

Как-то приезжаем… Ранняя весна, слякоть, хмарь. Утро тоже раннее. Часов пять, наверное. Какая-то старушка, холера ей в бок, углядела на скамейке тело. И позвонила.

Злая, замученная, невыспавшаяся бригада, у которой до конца смены осталось чуть-чуть, вываливается  из машины и понимает, что встряла она по самые гланды. Потому что: забрать- довезти- оформить – приехать – отмыться… Надолго, словом. И никакого тебе отдыха, пока все не сделаешь.  Бригаде бы покемарить после вызова, а тут надо эту пьяную сволочь куда-то везти.

Да и везти-то тоже не с чем. Травм нет, угрожающего жизни состояния нет. Ничего нет, что могло бы послужить причиной экстренной госпитализации. Есть только вши. Но с этим нигде не примут, а еще и пошлют на три буквы. В санпропускник, в смысле.

Ладно, делать нечего… Общественное место, все-таки! Грузим. В смысле – пытаемся. Надели перчатки, растолкали тело, взялись за воротник. А тот возьми, и оторвись с корнем. Жаль, конечно, но что поделать. Грузим…

Пока мы грузили, тело поняло, что его имущество попорчено. И начало возмущаться. Мол, свлочи-говнюки, куда тащите? А мы грузим. А оно не грузится. Оно, как тот Жихарка из сказки, ручки-ножки растопырило и в машину не лезет. Упирается, сволочь! Мы его и так и эдак. Никак! Ну, не хочет!

А доктор мой, не прекращая пихания тела ногой в машину, еще пытается решить вопрос – с чем везти и куда. Ну, нет диагноза, хоть ты тресни! Да залезай же ты, падла, твоюматьблядь!

Словом, мы, конечно, тело впихнули. А то! И не таких запихивали! Сами загрузились и двери закрыли. Надо ехать. Куда?

Именно это и спросил водитель, повернувшись в салон. А доктор мой еще не решил. Некогда ему. Он с телом, которое руки распускать начало, справиться пытается.

Водитель – куда? Доктор – да подожди ты! И сам пытается бомжацкие руки от себя подальше отодвинуть. А тот раздухарился, и на доктора с кулаками полез.

Водитель – ну чо?

И вот тут я увидел настоящего профессионала в действие.

Доктор мой, одной рукой отмахиваясь от бомжа, другой рукой полез себе за спину. Не глядя так полез. Вслепую... В этом жесте чувствовалась многократная практика, отработанность и ювелирная точность. За спиной у доктора на стене был укреплен держатель для растворов. В том держателе стояли четырехсотграммовые стеклянные бутылки... С растворами… Ну, глюкозка, там, физрастворчик… Понимаете, наверное.

Доктор мой, не оборачиваясь, не шаря по стене рукой, точно хватает бутылку за горлышко, вырывает ее из держателя и отоваривает нахальное вонючее тело по голове.

- Черепномозговая! Витек, поехали!

Вот и повод для госпитализации нашелся…

Когда мы приехали в больницу, крестник наш уже пришел в себя настолько, что стал немножко понимать в окружающем. Завозим каталку в приемник – приемное отделение. Встречает нас невыспавшийся, задрюченный, уставший и обалдевший от трудовых будней нейрохирург. Ему уже все по-барабану. Ему надо доработать смену и свалить из этого Богом забытого места домой. А тут мы…

- Куда его? – спрашивает мой доктор, имея в виду номер кабинета, в который следует задвинуть стукнутого по голове.

- Кати в пятую печь. – равнодушно отвечает нейрохирург и громогласно зевает. Пошутил он так.

И мы покатили.

Но бомж на каталке был не глухой. И слова про печь воспринял всерьез… Поэтому с криками «В печь!? Я не хочу в печь!!!» ловко спрыгнул с каталки и побежал в сторону выхода. Думал, балда, что его отсюда выпустят.

Хрен тебе, дорогой! Раньше бежать надо было. А теперь ты уже в больнице. Отсюда просто так не уходят. Потому что если ты сбежишь из приемника, то доктор-врач поимеет геморрой на всю голову с оформлением бумажек. Ему проще тебя оприходовать и тут же похоронить, чем вот такого беглеца списывать.

Бегун добрался ровно до дверей… А вот нефиг на докторов с кулаками лезть!

Словом, диагноз, который мы поставили, подтвердился…

«Есть те, кто желает странного…»

Психиатрия – это наука о душе. А что там в душе делается, не знают и сами психиатры. Поэтому они, как правило, люди со странностями, но веселые. Жизнь у них такая – заставляет.

К сведению. Человека можно без его на то согласия упаковать в «дурку» только в двух случаях. Первое – он социально опасен. То есть – с ножом кидается на соседей. Второе – опасен для себя. То есть – пытается совершить непотребство в виде суицида. Или, хотя бы, четко выражает свои мысли по этому поводу. Таких грузят без разговоров.

Дважды я катался с психиатрической бригадой. И оба раза – удачно.

Вызов первый. Дядечка, начитавшись Малахова, подвинулся на уринотерапии. Увлекся так, что про водку и думать забыл. Что вы! Только моча! Она – альфа и омега лечения! И хлебал он ее, родимую, и обливался ей, и компрессы с ней делал. Когда же достиг определенного уровня постижения, то построил себе аппарат, в котором жидкость упаривал, чтобы, значит, она мощнее действовала. Пока речь шла только о зловонии, вызванном упаренной уриной, психиатров это не касалось. Ну, пахнет, что ж теперь? Это вам, соседи, в СЭС или ЖЭК надо. А никак не в «03».

А вот когда дядечка, перепив лекарства, начал стены ломать и мебель из окна швырять, тут уже и традиционная медицина подключилась.

Приезжаем на адрес. Дверь квартиры трясется, и доносится из-за нее рев измученного уриной индивидуума. И, периодически, слышится свист улетающей в окно мебели. Точно, видели мы гору поленьев под окном, когда подъезжали. Наш клиент! Забираем!

Дверь открыть для профессионала – не проблема. Проблема в другом – при штурме самому не пострадать.

Мизансцена.

Дверь. Перед дверью стоит психиатр – невысокий коренастый мужичок. Очень опытный, оттого и пофигист. За ним, возвышаясь на две головы, стою я. Любопытный, потому и смелый. А рядом стоят санитары, которым вообще все не интересно. У них работа сдельная.

Открываем дверь.

Психиатр – опытный мужик – тут же ныряет влево. Я, сохранивший реакцию после нескольких лет занятий спортом, ныряю вправо.

И правильно, между прочим, делаю. Иначе, я  бы приобщился к таинству уринотерапии и поехал бы в институт, куда без вступительных экзаменов принимают. В Склифосовского, кто не понял.

А все почему? Потому что у клиента нашего урины много, а мозгов мало. И последние свои мозги он той уриной уже успешно закушал. Вот и решил поделиться избытком продукта. Прямо в трехлитровой банке и поделился. Хорошо, что в голову мне не попал. А то бы я познал на себе, как это, когда моча в голову ударяет…

Выезд второй. У девочки, что в квартире с матушкой живет, случилось горе: инопланетяне на соседней крыше высадились. И, сволочи, облучают ее какими-то лучами.

Бывает. Дело поправимое.

Приезжаем. Девочка сидит в комнате, и дверь открывать нам не хочет. Она инопланетян боится. И нас считает их посланцами.

Беда: забирать-то не с чем. Убиваться об стену она не собирается, и с табуреткой на мамашу не кидается.

А мамаша, преисполненная олимпийского спокойствия, гоняет на кухне чаи. С вареньем.

Мы к родительнице. Уважаемая мама, а давно ли ваша дочка инопланетян видит? Давно – невозмутимо отвечает мамаша и прихлебывает чаек. – Как прилетели, так и видит. – и опять чаем бульк.

Доктор мой сделал стойку и осторожненько так интересуется: - А вы их тоже?.. Того?..

Мамаша глядит на нас ясным взглядом, прихлебывает чаек и отвечает: - Конечно, того! А вы что, не того? Не видите?

В общем, вызвали мы вторую бригаду и упаковали всю семейку.

Потому что черт их знает, что им обеим-двум на ум взбредет…

С психиатрами вообще надо быть осторожным. И слов лишних не говорить. А то были прецеденты.

В одной больничке лежал дядечка. В хирургии он лежал с какой-то хирургической болезнью. Это к делу относится, как говориться, постольку-поскольку. А еще у него болели ноги. Обе. Задние. Сильно болели. Поэтому, лечащий хирург позвал к нему на консультацию специально обученного доктора, который хорошо в болезнях задних ног разбирался.

Доктор посмотрел, и решил: а лапы-то, болят! И спросил у пациента: «сильно?». А тот, сдуру, ответил: «так сильно, что готов в окно выпрыгнуть!» Он, понимаете ли, был журналистом и имел склонность к метафорам и художественному приукрашиванию.

Доктор пошел к хирургу, за которым пациент числился, и разговор ему передал. А у хирурга сразу мысли поползли о возможном суициде его пациента.

А суицид в больнице, это я вам скажу!.. За «птичку» – пациента, из окна сиганувшего от душевных переживаний, – полагается врачу большой такой бэмс от начальства. А еще причитается ему, в качестве приза, огромный ворох бумаг, которые заполнить надо. Ну и, как бонус, - задушевные разговоры с прокурором.

Хирургу, естественно, ничего из этого меню не хотелось. Поэтому он поступил как всякий разумный врач: прикрыл свою задницу коллегой. Он психиатра на консультацию позвал. Пусть, мол, душевный доктор напишет, что пациент здоров. Тогда и мы его лечить будем.

Психиатр пришел. Психиатр спросил. А пациент тот, журналист-писатель, ответил. Сказал, что вот прям сейчас из окна сиганет, потому что ноги болят. Ну, любил он гиперболы, что тут сделать?

Психиатр многозначительно сказал «угу» и пошел в ординаторскую, где взял историю болезни этого бедолаги. И недрогнувшей рукой, размашисто-непоняным врачебным почерком, русским по белому написал: «суицидальные намеренья»!

А дальше все закрутилось! Пациента сластали и отправили в реанимацию. Там и уход получше будет, и догляд построже… Да и этаж второй – не сильно расшибется, если что. Журналист, естественно, возмутился. Как так – в реанимацию?! И все свои эмоции вылил в лицо дежурному реаниматологу с говорящей фамилией Коршун…

Мужик был глуп, хоть и журналист. Глуп, потому что беседа с психиатром не научила его, что докторам говорить можно, а что категорически возброняется. Журналист сказал, что он журналист, и про всех сволочей-докторов напишет во все газеты. И как ваша фамилия будет, доктор? И вообще, отвяжите от кровати!

Доктор Коршун не стал пререкаться с психическим. Он просто вкатил ему такую дозу зелья, что журналист отъехал в мир грез. И вот, пока он пускал слюни